Вне рутины - Страница 14

— Я вотъ и совѣтую маменькѣ не упускать его, если онъ, такъ нравится, — полушутя проговорила Соняша. — Она хорошая хозяйка и онъ хозяинъ. Ихъ будетъ хорошая пара.

Студентъ улыбнулся.

— Охъ, барышня! — сказалъ онъ. — Я ужъ говорилъ вамъ и опять говорю: и для васъ онъ Божій даръ. Не совѣтую и вамъ пренебрегать имъ. Да это такъ и свершится, если ужъ вы его пригласили. А мужъ онъ будетъ хорошій. Вы его сейчасъ околпачите, а это только и требуется. Подумайте хорошенько о немъ.

— Да вы шутите, Викторъ Матвѣичъ!

— Съ какой стати? Прямо говорю, серьезно. Что онъ немножко старъ, такъ это не важность. Мужъ всегда долженъ быть старше жены.

— Вотъ и я то-же самое говорю, — подхватила Манефа Мартыновна. — Мой покойникъ, ея. отецъ, на двѣнадцать лѣтъ былъ, старше меня, а жили мы душа въ душу.

— Вы и я! Развѣ есть сравненіе! Не стоило тогда курсы проходить, идеи себѣ усваивать! — откликнулась Соняша. — Вы шли замужъ изъ затхлаго купеческаго дома, читали только «Таинственнаго монаха» Зотова да Булгаринскаго «Ивана Выжигина», а я и съ Боклемъ, и съ Миллемъ, и съ Огюстомъ Контомъ знакома. На педагогическихъ курсахъ была, въ Академіи Художествъ была.

— Позвольте! При чемъ тутъ курсы и Бокль съ Миллемъ! — воскликнулъ студентъ. — Курсы и Бокль при васъ и останутся, а Іерихонскій Іерихонскимъ. Такіе люди, какъ Іерихонскій, нынче въ модѣ. Они вообще въ модѣ. Въ модѣ и въ жизни, и на службѣ.

Соняша сдѣлала гримаску.

— Богъ знаетъ, что вы говорите! — сказала она студенту.

— Говорю, что чувствую, говорю на основаніи того, что вижу въ жизни. Іерихонскій угловатъ немножко — не важность. Эта-то угловатость теперь почему-то и цѣнится.

— Такъ вы мнѣ совѣтуете выходить за него замужъ? — воскликнула Соняша.

— Непремѣнно. Да это такъ и случится… Ужъ если онъ попалъ къ вамъ въ домъ, то онъ будетъ, и вашимъ мужемъ. Зачѣмъ-же тогда вамъ было приглашать его знакомиться съ нимъ, — доказывалъ Хохотовъ.

— И что-же самое говорю, Соняша, говорю, какъ мать, — подхватила Манефа Мартыновна.

— Дѣлайтесь скорѣе генеральшей, дѣлайтесь, — прибавилъ Хохотовъ.

— Вотъ видишь, Соняша, не одна я, старуха, говорю это, а и молодой человѣкъ съ либеральными взглядами.

— Тутъ либеральные взгляды, Манефа Мартыновна, ни при чемъ. Тутъ взгляды должны быть практическіе, Софья Николаевна избалована, съ барскими наклонностями, ей нельзя выйти замужъ за бѣднаго труженика. Она будетъ страдать.

— Э, то я-то- съ барскими наклонностями? — спросила Соняша и иронически улыбнулась.

— Да конечно-же. Вы спите чуть не до полудня, въ столѣ пренебрегаете щами и кашей.

— Я сплю долго, потому что у меня настоящаго дѣла нѣтъ.

— Да и не будетъ. Не такая въ дѣвица. Скорѣй дѣлайтесь генеральшей, скорѣй.

— Благодарю за совѣтъ. А собой я распорядиться съумѣю, — сказала Соняша.

Они встали изъ-за стола. Хохотовъ закурилъ папиросу.

— А ужъ какъ Іерихонскій вчера торжествовалъ насчетъ своей побѣды! — сказалъ онъ.

— Ужъ и побѣды! — возразила Соняша. — Вольно же ему было понимать маменькино приглашеніе къ намъ превратно.

— Какъ онъ пѣлъ! Игралъ на гитарѣ и пѣлъ. Моя комната подъ его кабинетомъ и я слышалъ. Часовъ до двѣнадцати пѣлъ.

— Да развѣ онъ поетъ? — усумнилась Манефа Мартыновна.

— Въ лучшемъ видѣ поетъ, барыня, — откликнулась кухарка Ненила, прибиравшая со стола. — И голосъ у нихъ, какъ труба. Только все духовное поютъ. Играютъ на гитарѣ и поютъ.

— Это для меня новость, что онъ поетъ, — сказала Манефа Мартыновна. — Вотъ видишь, онъ даже и музыкальный человѣкъ, — обратилась она къ дочери и, когда кухарка ушла изъ столовой, сообщила Хохотову:- Вѣдь ужъ черезъ два года полную пенсію въ тысячу рублей выслуживаетъ, да и такъ имѣетъ хорошіе достатки.

— Кладъ, а не женихъ, — закончилъ Хохотовъ и ушелъ къ себѣ въ комнату зубрить «Нервныя болѣзни», какъ онъ выразился.

Послѣ ухода Хохотова, Соняша, удалясь въ спальню, заплакала. Она плакала довольно долго. Ее брало зло на студента такъ говорившаго, такъ выражавшагося о ней. Вошла мать.

— О чемъ ты, дурочка? — спросила она дочь ласково, погладила по головѣ и поцѣловала.

— Я не думала, что онъ такой… Я его считала лучше… Я, про Хохотова, — отвѣчала Соняша. — Вотъ вамъ — былъ либеральный человѣкъ и что говоритъ! Былъ съ прекрасными передовыми взглядами — и вдругъ… Мнѣ даже не вѣрится. И это ужъ во второй разъ. Въ первый разъ я думала, что онъ шутитъ, а ужъ теперь я вижу, что въ серьезъ. Подлецъ! Онъ меня жестоко оскорбилъ.

— Полно, душечка, успокойся. Вѣдь у тебя есть и свой умъ въ головѣ. Ты сама видишь, что онъ правъ, а видишь это и оттого плачешь. По книгамъ жить нельзя. Надо жить такъ, какъ жизнь велитъ. Ты вотъ теперь видишь, какъ жизнь велитъ жить — ну, и плачешь!

— Ахъ, оставьте меня въ покоѣ! Дайте мнѣ хоть плакать-то свободно! — воскликнула Соняша и оттолкнула мать.

Часу въ шестомъ вечера кухарка Ненила доложила Манефѣ Мартыновнѣ, что генеральская Дарья пришла и желаетъ ее видѣть. Дарью пригласили въ столовую. Она вошла вся сіяющая и отрапортовала:

— Генералъ сейчасъ со службы пріѣхали. Они приказали вамъ кланяться и просили сказать, что сегодня въ восемь часовъ вечера у васъ будутъ.

— Хорошо. Благодари генерала. Скажи ему, что кланяемся, просимъ и ждемъ, — отвѣчала Манефа Мартыновна.

Дарья ушла не сразу, а потолкалась немного, переступая съ ноги на ногу, и пробормотала:

— Ужъ такъ вы нашему генералу понравились; такъ, что и сказать невозможно. Сегодня поутру съ Семеномъ только и говорили объ васъ. А ужъ пуще всего онъ у насъ насчетъ Софьи Николаевны распалился!