Вне рутины - Страница 2

— Ни на чью я покуда сторону еще не становлюсь, но считаю нужнымъ обдумать его предложеніе, тѣмъ болѣе, что у насъ времени достаточно. Ты видишь, онъ предлагаетъ на размышленіе три дня.

— Да какъ онъ смѣетъ предлагать! Смотрите, какой великодушный! Кто ему далъ это право!

— Постой, Соняша… Послушай…

Дѣвушка хлебнула изъ чашки горячаго кофе и обожглась.

— Ничего я слышать не желаю! — воскликнула она. — Вы, кажется, начинаете въ серьезъ… Ну, какой онъ женихъ для меня! Старикъ! Старая обезьяна.

— Напрасно. По моему такіе мужчины стариками еще не называются. Онъ пожилой человѣкъ, но не старикъ. Сама ты мнѣ какъ-то недавно читала, что въ Англіи среди аристократовъ пятидесятилѣтніе мужчины считаются еще молодыми.

— Такъ то въ Англіи, и это было приведено, какъ шутка. Наконецъ, тамъ среди аристократовъ. А это какой-же аристократъ! Судя по фамиліи, поповичъ.

— И у насъ, милый другъ, есть нынче заслуженные поповичи, которые среди аристократовъ вращаются.

— Такъ не онъ-же…

— Однако, какъ хочешь, а дѣйствительный статскій совѣтникъ, генералъ, стало быть, его превосходительство.

Дочь умоляюще взглянула на мать.

— Оставьте, маменька, объ этомъ разсуждать, а письмо разорвите и бросьте.

— Съ какой-же стати бросать? Это своего рода документъ. Я его спрячу, я должна все-таки гордится, что къ тебѣ сватался генералъ.

— Вы хотите гордиться этимъ? — вскричала дочь. — ну, хорошо, хорошо! Тогда я вотъ что сдѣлаю: я сейчасъ напишу ему письмо. Напишу такъ… Милостивый государь такой-то… Возьмите зеркало, посмотрите на себя въ него и оно вамъ скажетъ отвѣтъ — пара-ли вы для молодой дѣвушки!

Дѣвушка вскочила со стула и направилась въ другую комнату. Мать послѣдовала за ней и испуганно бормотала:

— Соняша… Ты этого не сдѣлаешь! Не дури… Оставь!.. Не пиши… и, наконецъ, письмо вѣдь не къ тебѣ, а ко мнѣ писано. Брось.

II

Предложеніе сосѣда Іерихонскаго цѣлый день не выходило изъ головы ни у матери, ни у дочери. Дочь при каждой встрѣчѣ съ матерью повторяла:

— Каковъ нахалъ! Я про Іерихонскаго…

А мать спокойно отвѣчала:

— Ничего я тутъ, Соняша, особенно нахальзаго не нахожу. Во всѣ вѣка, во всѣ времена свободные мужчины сватались къ дѣвушкамъ и по сейчасъ сватаются. Лучше было-бы что-ли, если-бы онъ къ тебѣ посватался черезъ сваху!

— Я и сваху-бы прогнала.

— Да, это ты. А десятки, сотни дѣвушекъ, подобныхъ тебѣ безприданницъ, сочтутъ такую партію для себя очень приличной, и обѣими руками ухватятся за Іерихонскаго.

— Мало-ли есть самопродажъ! — бросила отвѣтъ Соняша въ лицо матери.

— Да вѣдь это какъ понимать. Всякій выгодный бракъ тогда можно считать за самопродажу. А много-ли браковъ по любви-то совершаются? — разсуждала мать.

— Если не по любви, то по расположенію. А тутъ какой-то противный старикъ Аитіохъ Захарычъ… Настоящій Антіохъ! — прибавила брезгливо Соняша.

— Статскій генералъ, матушка, его превосходительство. Вѣдь это титулъ. На одно это дѣвушки иныя бросаются.

— Иныя, а не я, — отрѣзала дочь.

— Позволь. На кого ты-то разсчитываешь? На кого? — спрашивала Манефа Мартыновна. — На Михаила Леоитьича, что-ли? Такъ этотъ лейтенантъ уѣхалъ въ кругосвѣтное плаваніе да и писать пересталъ.

— Не правда-съ… Изъ Кадикса я отъ него получила письмо, изъ Портъ-Саида… Потомъ изъ…

— Да когда это было-то? Годъ назадъ.

— Опять ложь. Всего только девять мѣсяцевъ.

— Девять мѣсяцевъ. Шутка сказать, девять мѣсяцевъ! Нѣтъ, ужъ это не женихъ, и ты его изъ списковъ выключи.

— Да ужъ выключила. Можете быть спокойны, — рѣзко отвѣтила дочь, сдѣлала рукой жестъ по направленію къ матери и слезливо заморгала глазами, — Это удивительно! — прибавила она. — О чемъ-бы дѣло ни зашло, сейчасъ вы начинаете Михаиломъ Леонтьичемъ попрекать. Вѣдь не обручился-же онъ со мной, а только намекнулъ. Намекнулъ, сказалъ, что бѣденъ и поѣдетъ деньги прикапливать.

— Ну, вотъ видишь… Сама-же ты мнѣ въ руку… А за девять мѣсяцевъ молчанія онъ давно могъ и забыть тебя. Мужчины, другъ мой, очень скоро очаровываются и очень скоро отрезвляются отъ очарованія.

— Да ужъ слышали, слышали, тысячу разъ про это слышали! Вспомните, сколько вы мнѣ про это напѣвали. Я слова ваши наизусть выучила. А за Антіоха вашего все-таки не имѣю ни малѣйшаго желанія выходить, хоть онъ и генералъ… Видѣла я его на лѣстницѣ нѣсколько разъ… Гладкобритое лицо, очки — ну, совсѣмъ обезьяна.

— Когда-же это обезьяны въ очкахъ ходятъ! — замѣтила Манефа Мартыновна.

— Не острите пожалуйста! Вы очень хорошо знаете, о чемъ я говорю… О, ужъ одни уши его чего стоятъ! Какъ лопухи растопырившись стоятъ.

— Ничего я этого не замѣчала. Мужчина, какъ мужчина. Конечно, не красавецъ… но…

— И молодой человѣкъ, пожалуй, скажите? — подхватила Соняша.

— Молодымъ, конечно, назвать его нельзя, но онъ приличный солидный человѣкъ. Да наконецъ, позволь… Ты-то сама молоденькая ужъ очень, что-ли? Вѣдь тебѣ двадцать семь лѣтъ.

— Двадцать шесть-съ.

— Ну, вотъ… Кому-же лучше-то знать? Мнѣ, матери, или… Вѣдь метрическое-то свидѣтельство…

— По метрическому свидѣтельству мнѣ черезъ пять мѣсяцевъ будетъ только двадцать семь…

— Ну, вотъ видишь. Сама-же…

— А теперь все-таки двадцать шесть. Ну, да что объ этомъ говорить! Бросьте.

Дочь взяла недописанную тарелку, раскрыла ящикъ съ красками и принялась работать.

Произошла пауза. Мать молча смотрѣла на дочь и покачала головой.

— Вѣчная труженица, а толку нѣтъ, — пробормотала она и направилась въ кухню къ кухаркѣ.