— Очень радъ, что угодилъ, — поклонился онъ.
«Ну, славу Богу… Ласково разговариваетъ. Кажется, она одумалась», — мелькнуло въ головѣ у Манефы Мартыновны, и она, отвернувшись, перекрестила грудь маленькимъ крестомъ, прибавивъ про себя: «и дай-то Богъ, какъ-бы все ладкомъ»…
— Многоуважаемая мамаша, надѣюсь, вы мнѣ позволите пять минутъ остаться наединѣ съ вашей дочерью, добрѣйшей Софіей Николаевной? — обратился Іерихонскій къ Манефѣ Мартыновнѣ.
— Ахъ, пожалуйста, пожалуйста, Антіохъ Захарычъ! — отвѣчала она, вся вспыхнувъ, и тотчасъ-же удалилась въ столовую.
Соняша, чувствуя моментъ приближающагося; объясненія, отвернулась отъ Іерихонскаго въ полъ-оборота и открыла коробку съ конфетами.
— Подарите мнѣ, добрѣйшая Софія Николаевна, пять минутъ аудіенціи… — торжественно сказалъ Іерихонскій.
— Сдѣлайте одолженіе, — отвѣчала Соняша. — Только не дѣлайте изъ этого кукольную комедію. Мы вѣдь не маленькіе. Я очень хорошо знаю, зачѣмъ вы пришли. Я даже сама васъ пригласила. Говорите проще. Будьте безъ рутины. Вы вѣдь все похвалялись, что внѣ рутины. Ну, вотъ вамъ и случай доказать это. Прошу садиться.
Она сунула себѣ въ ротъ конфету и сѣла сама первая.
Опустился противъ нея въ кресло и Іерихонскій, вынулъ носовой платокъ, высморкался, откашлялся и сказалъ:
— Божественная! Я пришелъ оффиціально предложить вамъ руку, сердце…
— Зачѣмъ-же божественная и оффиціально? — перебила его Соняша. — Вы пришли въ семейство, такъ какая-же тутъ оффиціальность!
— Предложить мою руку, сердце, мой чинъ, общественное положеніе и, если я вамъ не противенъ, стать спутницей моей жизни.
— Я-же вѣдь просила васъ, Антіохъ Захарычъ, говорить проще, — сказала Соняша ласковымъ тономъ. — Зачѣмъ такъ? Мнѣ этого ничего не нужно, да и вамъ трудно. Говорите по-товарищески…
Іерихонскій откашлялся.
— Извините, — произнесъ онъ. — Я пришелъ просить васъ протянуть мнѣ руку и согласиться быть моей женой… супругой… законной супругой.
Онъ нѣсколько смѣшался.
— Ну, вотъ и отлично, вотъ и хорошо, — ободрила его Соняша. — Видите, какъ просто. А вы начали съ какими-то введеніями… — прибавила она. — Я согласна, Антіохъ Захарычъ, на ваше предложеніе, то-есть буду согласна.
— Божественная! Вы меня возносите на седьмое небо! — воскликнулъ Іерихонскій, поднявшись съ кресла.
— Постойте, постойте… — остановила его Соняша. — Я буду согласна выйти за васъ замужъ, если вы выполните кое-какія мои условія. То-есть дадите мнѣ слово ихъ выполнить.
— О, я на все согласенъ! Я спокойнаго характера, и хочу услужить… — отвѣчалъ Іерихонскій.
— Нѣтъ, нѣтъ. Вы прежде выслушайте. Присядьте. Можетъ быть вы и не будете согласны.
Іерихонскій недоумѣвающе взглянулъ на Соняшу и присѣлъ опять, приготовясь слушать.
— Прежде всего, я не могу жить безъ свободы, — сказала Іерихонскому Соняша. — Если вы хотите жениться на мнѣ, то обѣщайтесь сохранить мою свободу.
— Зачѣмъ-же я буду стѣснять вашу свободу, Софія Николаевна!.. — отвѣчалъ онъ.
— Нѣтъ вы не такъ меня понимаете. Я сейчасъ выражусь точнѣе. Выходя за васъ замужъ, я вѣдь васъ очень мало знаю. Не знаю ни вашихъ обычаевъ, ни вашихъ привычекъ.
— Совсѣмъ, совсѣмъ семейный человѣкъ, домосѣдъ, характера я самаго уживчиваго, спокойнаго.
— Позвольте, позвольте… Вѣдь это только вы говорите, — перебила его Соняша. — А я вамъ должна вѣрить. Но если мы не сойдемся характерами? И вотъ если мы не сойдемся характерами, то зачѣмъ намъ мучиться?
— Никогда, Софія Николаевна, я не буду мучиться… Я буду боготворить васъ, — твердо говорилъ Іерихонскій.
— Ахъ вы все про себя! Но я-то могу мучиться.
— Вы будете, какъ сыръ въ маслѣ кататься. Каждое ваше желаніе…
— Погодите, Антіохъ Захарычъ… Дайте мнѣ сказать… — остановила она его. — Это все съ вашей точки зрѣнія. Съ вашей точки зрѣнія и будетъ казаться, что я какъ сыръ въ маслѣ катаюсь, но я-то буду мучиться, что мы не сошлись. Ну, однимъ словомъ, если мнѣ будетъ тяжко съ вами жить, я сейчасъ-же, ничего не утаивая, скажу вамъ объ этомъ. Скажу вамъ прямо: «мы не сошлись, намъ нужно разъѣхаться» — и вотъ тогда вы мнѣ безпрекословно должны выдать отдѣльный видъ на жительство. Обѣщаете-ли вы мнѣ это?
Соняша въ упоръ глядѣла на Іерихонскаго. Тотъ пожалъ плечами и произнесъ:
— Но увѣряю васъ, что этого не случится, я буду всячески угождать вамъ, улавливать всѣ ваши малѣйшія желанія… Я… я… Боже мой, да я-й не знаю что сдѣлаю, чтобы успокоить васъ… Все, все сдѣлаю!
— Ну, вотъ и отлично. И покажите сейчасъ примѣръ. Дайте мнѣ обѣщаніе, что вы при первомъ моемъ требованіи дадите мнѣ отдѣльный видъ на жительство.
Іерихонскій молчалъ. Онъ соображалъ.
— Но какъ-же это? Позвольте, — началъ онъ наконецъ. — А вдругъ вы на другой день послѣ свадьбы потребуете отдѣльный видъ на жительство?
— Зачѣмъ-же на другой день послѣ свадьбы? Тогда ужъ лучше не выходить за васъ замужъ, спокойно отвѣчала Соняша. — А я выхожу. Но вѣдь можетъ-же случиться, что впослѣдствіи совмѣстная жизнь будетъ намъ въ тягость.
— Не думаю, чтобы это случилось при моемъ къ вамъ расположеніи и готовности уловить всѣ ваши желанія.
— Не говорите такъ книжно, Антіохъ Захарычъ, не будемъ витать въ облакахъ. Спустимся на землю. Въ жизни все можетъ случиться. Вы хорошій человѣкъ и я не дурной… Но вдругъ не сойдемся характерами и жизнь будетъ мнѣ въ тягость? Зачѣмъ губить жизнь! И вотъ я ставлю непремѣннымъ условіемъ, чтобъ безъ ссоры, не доводя до суда… отдѣльный видъ. Согласны вы?