— Зачѣмъ-же аристонъ? Можно и піанино.
— И при піанино вы оттуда сбѣжите.
Студентъ умолкъ и принялся уписывать жареный ломоть говядины съ соленымъ огурцомъ.
— А знаете у меня женихъ объявился?
— Ну!? — протянулъ студентъ. — Когда-же это?
— Сегодня.
Мать мигнула дочери, чтобы она молчала, но та не обратила на это вниманія.
— Кто такой, — поинтересовался студентъ.
— Угадайте. Вы его знаете. Нѣсколько разъ встрѣчали на лѣстницѣ.
— Недоумѣваю. Ужъ не тотъ-ли конторщикъ изъ страхового общества, который жилъ у васъ въ той комнатѣ, гдѣ теперь живетъ этотъ учитель или воспитатель изъ гимназіи?
— Нѣтъ. Вы старика Іерихонскаго на нашей лѣстницѣ видали? У него квартира надъ нами.
— Какъ-же, какъ-же… Сколько разъ встрѣчалъ. У него племянникъ студентъ.
— Ну, такъ вотъ онъ, — объявила Соняша.
— То-есть старикъ или его племянникъ? — спросилъ студентъ.
— Старикъ, старикъ Іерихонскій. Сегодня онъ сдѣлалъ мнѣ черезъ маму письменное предложеніе, то-есть прислалъ письмо, гдѣ проситъ моей руки.
— Вовсе не такъ… Совершенно не такъ… — вмѣшалась въ разговоръ Манефа Мартыновна. — Онъ просто ищетъ нашего знакомства. Вдовецъ онъ, ему скучно — и вотъ онъ прислалъ письмо.
— Зачѣмъ вы, маменька, скрываете! Письмо прямо съ предложеніемъ мнѣ руки и сердца черезъ васъ. Человѣкъ даже пишетъ, что онъ не преслѣдуетъ никакой корыстной цѣли — и не разсчитываетъ на приданое. Еще-бы онъ-то разсчитывалъ! Что вы на это скажите, Викторъ Матвѣичъ? — обратилась Соняша къ студенту.
Студентъ пожалъ плечами.
— Да что-жъ я могу сказать, — проговорилъ онъ. — Жениться никому не возбраняется, если онъ холостъ или вдовъ. Вѣдь онъ сдѣлалъ только предложеніе.
— Ну, а на предложеніе надо отвѣчать. Какъ-бы вы отвѣтили на моемъ мѣстѣ?
— Да вовсе онъ и не проситъ отвѣта. Онъ проситъ только назначить день и часъ, если для насъ будетъ не противно его посѣщеніе. Человѣку, очевидно, скучно… — говорила Манефа Мартыновна, стараясь затуманить дѣло.
— Что-же-бы вы отвѣтили, Викторъ Матвѣичъ, будучи на моемъ мѣстѣ? — приставала Соняша…
— Да вѣдь вы все равно меня не послушаете, Софья Николаевна, — уклонялся студентъ отъ отвѣта.
— Да говорите, говорите.
— Извольте. Іерихонскій этотъ — старикъ съ деньгой. Это я знаю отъ его племянника. Онъ скупенекъ, но при извѣстныхъ условіяхъ можетъ растаять…
— Генералъ. Въ чинѣ дѣйствительнаго статскаго совѣтника, — прибавила мать.
— Это тоже у насъ имѣетъ большое значеніе, — согласился студентъ. — Да и не у насъ однихъ, а даже и въ иностранныхъ земляхъ.
— Но вѣдь онъ старъ и физіономія у него… — начала Соняша съ гримаской.
— А слыхали вы мудрое изреченіе, что мужчина немножко покраше чорта, такъ и хорошъ, — отвѣчалъ студентъ.
— Вотъ, вотъ… — подхватила Манефа Мартыновна. — Это хорошее изреченіе. Да и вовсе этотъ Іерихонскій ужъ не такъ некрасивъ собой. Правда, онъ не красавецъ, но мужчина, какъ мужчина… И насчетъ лѣтъ. Соняша называетъ его все старикомъ. Пожилой человѣкъ — вотъ и все.
— Да… Онъ еще не старикъ, — улыбнулся студентъ. — Племянникъ его мнѣ разсказывалъ про него… «Мой дядя, говоритъ, еще молодого за поясъ заткнетъ».
Студентъ подмигнулъ. Соняша слушала.
— Вы такъ говорите, Викторъ Матвѣичъ, какъ будто хотите посовѣтовать мнѣ принять предложеніе этого стараго генерала Іерихонскаго, — сказала она студенту.
— А что-жъ изъ этого? Вѣдь вы все равно меня не послушаете.
— А вы, будучи на моемъ мѣстѣ, пошли-бы за него? Пошли? — приставала Соняша.
— Ахъ, ты Боже мой! — засмѣялся студентъ и отвѣтилъ:- Будучи на вашемъ мѣстѣ, конечно-же пошелъ.
Слова «будучи на вашемъ мѣстѣ» онъ произнесъ съ подчеркиваніемъ. Соняша опять спросила:
— Стало быть, ужъ вы находите меня безнадежной? Стало быть, ужъ вы думаете, что для меня не найдется никого лучшаго? Ошибаетесь. Я еще не перестарокъ.
— Да ничего я не думаю. А такъ какъ особенныхъ жизненныхъ цѣлей вы покуда никакихъ не преслѣдуете, ни въ кого, какъ видится, не влюблены, такъ отчего-жъ поскорѣй не пристроиться, отчего не свить себѣ гнѣздо, тѣмъ болѣе, что въ этомъ гнѣздѣ можно даже и генеральшей величаться?
— Что вы говорите, что вы говорите, Викторъ Матвѣичъ! — вскричала дѣвушка.
— А что? Говорю, что чувствую. Пробовали вы сдѣлаться художницей — кончилось у васъ диллетантствомъ по части рисованія на фарфорѣ. Въ продавальщицы или конторщицы идти — двадцать рублей въ мѣсяцъ. Башмаковъ больше истопчете. Такъ лучше сдѣлаться скорѣе дамой.
— Вѣрно, вѣрно, Викторъ Матвѣичъ! — воскликнула Манефа Мартыновна. — Вотъ я ей тоже твержу, но вѣдь матерей-то нынче совсѣмъ не слушаютъ.
Обѣдъ былъ кончемъ. Студентъ поднялся изъ-за стола и направился въ свою комнату.
Послѣ обѣда Соняша дулась на мать и старалась избѣгать съ ней разговоровъ. Передъ вечернимъ чаемъ она обвязала голову мокрымъ полотенцемъ, сказала, что нездорова и, не раздѣваясь еще, легла въ постель. Спала она вмѣстѣ съ матерью въ одной комнатѣ, гдѣ за ситцевымъ альковомъ стояли ихъ двѣ кровати.
Напившись одна чаю, мать заглянула къ ней за альковъ и сѣла около ея кровати.
— Чего ты? Что съ тобой? — спросила она дочь. — Или на меня обидѣлась, что я за Іерихонскаго стою?
Она ласково приложила руку къ головѣ дочери, но та отвела руку и сказала:
— Оставьте меня, пожалуйста. Дайте мнѣ покой.
— Никто покоя твоего у тебя не отнимаетъ. Голова болитъ? Не хочешь-ли облаточку финецитину?