Вне рутины - Страница 7

— Пойми, что я только изъявляю желаніе съ нимъ познакомиться и прошу его на чашку чаю.

— Ну, хорошо. Пусть будетъ любезное. Любезное все-таки лучше, чѣмъ почтенное. «Я и дочь очень рады съ вами познакомиться», — прочла Соняша вслухъ еще фразу и сказала:- Слово «дочь» долой. Вѣдь вы это пишете, а не я. «Я очень рада съ вами познакомиться, какъ съ сосѣдомъ, и прошу васъ сдѣлать намъ честь»… Рѣшительно не понимаю, какая тутъ особенная честь!

— Милый другъ, да вѣдь въ приглашеніяхъ всегда такъ пишутъ, — возразила мать.

— Ну, пускай будетъ честь, — согласилась Соняша. — Только слово «намъ» я вымараю и поставлю «мнѣ». Вѣдь это вы одна. Я тутъ совершенно не соприкасаюсь. «Сдѣлать мнѣ честь пожаловать сегодня вечеромъ въ семь часовъ на чашку чаю. Преданная вамъ»… Зачѣмъ преданная? Съ какой стати?

— Душечка, такъ всегда пишется.

— Достаточно ему и словъ: «съ глубокимъ почтеніемъ». По правдѣ сказать, онъ и этого не стоитъ.

— Ну, съ почтеніемъ, такъ съ почтеніемъ, — согласилась Манефа Мартыновна и сказала:- Я нарочно старалась быть какъ можно кратче. Теперь ты довольна?

— Очень… — иронически отвѣтила дочь. — Благодарю васъ.

— Зачѣмъ такъ? Съ какой стати? Ты вѣдь согласилась.

— Вынудили, такъ и согласилась. Ну, да все равно, — пробормотала Соняша, принимаясь за кофе и обмакнула въ чашку кусокъ сдобной булки.

— Ну, а теперь, когда исправила письмо, то вотъ, напившись кофею, возьми и перепиши его, — сказала Манефа Мартыновна, шевеля спицами вязанья.

— Это еще съ какой стати! — воскликнула дочь. — Гдѣ рука, тамъ и голова. Вы къ себѣ его приглашаете, а не ко мнѣ. Вы пишете, а не я… ну, и переписывайте сами. А меня — ахъ, оставьте!

— Глупая, да вѣдь я изъ-за того, что у тебя почеркъ лучше и ты грамотнѣе меня пишешь.

— Никакого ему почерка не надо и никакой ему особенной грамотности не требуется. Просто онъ стремится къ намъ ради его старческихъ плотоядныхъ цѣлей на меня.

— Полно, Соняша… Человѣкъ съ благородными намѣреніями.

— Хорошо благородство стремиться загубить жизнь дѣвушки!

— Брось. Брось. Оставь. Съ тобой не сговоришься. Тебя въ ступѣ не утолочь. Я сама письмо перепишу и пошлю съ Ненилой, — закончила Манефа Мартыновна и направилась въ спальню, гдѣ стоялъ письменный столъ и были письменныя принадлежности.

— Не вздумайте на моемъ розовомъ или голубомъ листочкѣ писать, гдѣ цѣлующіеся голубки нарисованы! — крикнула ей вслѣдъ Соняша.

Мать обернулась и сказала:

— Да что ты меня за дуру считаешь, что-ли. Неужели я не понимаю! Ну, дѣвушка!

Черезъ полчаса письмо было переписано, заклеено въ конвертъ и послано съ кухаркой Ненилой къ Іерихонскому…

— Вотъ тебѣ здравствуйте! — воскликнула Ненила, принимая отъ Манефы Мартыновны письмо. — Что это вамъ отъ генерала понадобилось!

— Не твое дѣло. Тебѣ приказываютъ только снести письмо, — строго отвѣчала Манефа Мартыновна.

VI

Заборовы звали Іерихонскаго на чай въ семь часовъ вечера, а въ шесть начали приготовляться къ принятію его. То-есть въ сущности стала приготовляться одна Манефа Мартыновна. Она надѣла на себя шелковое гранатнаго цвѣта платье и прикрѣпила на голову черный кружевной фаншонъ съ гранатоваго-же цвѣта бантомъ, прикрывъ начинавшійся въ этомъ мѣстѣ широчайшій проборъ въ волосахъ. Соняша-же на зло матери ходила по комнатѣ въ линючей ситцевой блузѣ, съ распущенными волосами и вся обсыпанная пудрой, хотя раньше была уже одѣта, какъ слѣдуетъ.

Мать, укладывая въ столовой въ сухарницу, выстланную ажурнымъ вязаньемъ, чайное печенье, косилась на дочь и, наконецъ, спросила ее:

— Когда-же ты, Соняша, начнешь одѣваться?

— А вамъ какое дѣло? Когда захочу, тогда и одѣнусь, — рѣзко отвѣчала дочь.

— Однако, теперь ужъ седьмого половина, а въ семь мы ждемъ гостя, какъ тебѣ извѣстно.

— Такъ вѣдь это вы ждете гостя, а не я — ну и лижитесь съ нимъ.

Манефа Мартыновна печально покачала головой.

— Зачѣмъ-же ты грубишь матери? Зачѣмъ? — упрекнула она ее, принимаясь укладывать апельсины въ вазочку.

— А зачѣмъ вы меня стѣсняете какимъ-то Іерихонскимъ? — отвѣчала Соняша.

— Да вѣдь я для тебя-же, глупая, хлопочу.

— Никто васъ не просилъ хлопотать. Сами навязали себѣ хлопоты. Да и что вамъ за дѣло до того — одѣта я или нѣтъ? Ну, придетъ облюбленный вами человѣкъ, такъ вѣдь у насъ не одна комната. Вы будете разсыпаться передъ нимъ въ любезностяхъ вотъ здѣсь, а я буду у насъ въ спальни находиться.

— Такъ вѣдь онъ навѣрное тотчасъ-же спроситъ про тебя.

— А вы ему скажете, что я еще не одѣта.

— Ну, дѣвка! Вотъ одеръ-то! — пожала плечами Манефа Мартыновна.

— Такая ужъ уродилась. Отъ васъ-же вѣдь уродилась, — злобно проговорила Соняша.

— Каково будетъ бѣдному мужу, которому ты достанешься! Несчастный будетъ человѣкъ.

— Ништо. Не бери такую… — рѣзко отвѣчала Соняша и, мурлыкая себѣ что-то подъ носъ, направилась въ спальню, гдѣ и заперлась.

Манефа Мартыновна продолжала приготовлять столъ къ чаю, рѣзала колбасу, ветчину, булку для тартинокъ и, наконецъ, позвала къ себѣ Ненилу откупорить бутылку коньяку. Кухарка явилась въ новомъ ситцевомъ платьѣ, стоявшемъ коломъ, въ желтомъ шелковомъ платочкѣ, зашпиленномъ на, груди. Лицо ея сіяло отъ удовольствія.

— Милая барыня, а вы мнѣ и не сказали, что вы верхняго генерала къ себѣ въ гости ждете, — заговорила она:- да ужъ меня Дарья евонная надоумила, такъ я пріодѣлась малость. Прибѣжала въ кухню, запыхавшись, и говоритъ: «нашъ генералъ къ вамъ чай пить идетъ, Семенъ ему сапоги чиститъ и приказано, чтобы жаромъ горѣли».