Вне рутины - Страница 35

— Встрѣчаю васъ при вхожденіи въ мой домъ искрометнымъ виномъ, Софія Николаевна. Пожалуйте… Гряди, гряди…

— Пожалуйста только безъ византійщины… — перебила его Соняша. — Не люблю я этой риторики…

Она взяла стаканчикъ и пригубила вина.

— Все, все… До дна… Не оставляйте зла. Вотъ такъ… — проговорилъ Іерихонскій и выпилъ свой стаканъ, прибавивъ:- Вотъ какъ пью за ваше здоровье.

— Однако, какъ вы расположены сегодня вино-то клюкать! — покачала головой Соняша.

— Случай исключительный. Праздную сегодня мою побѣду, торжествую.

— Не надо мной-ли? Такъ предупреждаю: не вы меня побѣдили, а обстоятельства.

И Соняша подмигнула Іерихонскому.

— Соняша! Какъ тебѣ не стыдно! — оборвала ее мать и тутъ-же обратилась къ Іерихонскому:- Не слушайте ея, Антіохъ Захарычъ, не придавайте значенія ея словамъ. Это она зря болтаетъ, изъ желанія противорѣчить. Такая ужъ у нея привычка съ дѣтства.

Началось показываніе Соняшѣ обстановки квартиры. Она морщила носикъ и произнесла:

— Ну, знаете, мнѣ хотѣлось-бы поуютнѣе пожить, если ужъ я рѣшилась за васъ выйти замужъ. Все это обветшало, все это грязно, старомодно и, главное, никакого стиля. Ну, гостиную еще допускаю, ее можно перекрыть новой матеріей, повѣсить подъ цвѣтъ драпировки къ окнамъ и портьеры, а ужъ столовую надо перемѣнить.

— Столовую? — удивился Іерихонскій. — Да посмотрите, какой тамъ буфетъ!

— Буфетъ дубовый, стулья орѣховаго дерева, раздвижной столъ краснаго дерева, какъ паукъ на двадцати ножкахъ. Одно къ другому не подходитъ, — критиковала Соняша.

— Столъ этотъ былъ когда-то купленъ изъ дома графа Носуфьева.

— Ну, что-жъ изъ этого? Оттого его и продали, что онъ никуда не годился. Буфетъ вы оставьте, а столъ и стулья надо прикупить къ буфету дубовые.

Іерихонскій былъ огорошенъ. Онъ считалъ свою столовую за самую лучшую комнату по меблировкѣ.

Соняша продолжала:

— О кабинетѣ вашемъ я говорить не буду. Это всецѣло ваша комната и вы можете въ какомъ хотите логовищѣ заниматься, но гостиная и столовая общія. Къ осени надо все исправить.

— Постараемся. Хотя, право, я не знаю, что вамъ не нравится въ столовой, — развелъ руками Іерихонскій.

— Не возражайте. Я иду замужъ, чтобы жить порядочно.

Но когда Соняша вошла въ спальню и увидѣла за альковомъ широчайшую двухспальную кровать Іерихонскаго, она расхохоталась.

— Что это такое? Тронъ какой персидскій, что-ли?

— Не безпокойтесь, не безпокойтесь, дорогая Софія Николаевна, — подхватилъ Іерихонскій. — Спальня будетъ новая. Это дѣло рѣшенное. Не можно приготовить даже и не къ осени, а къ свадебному дню.

— Все къ осени. На дачу мы выѣдемъ рано. Этотъ двухспальный тронъ вы къ свадьбѣ велите вынести на чердакъ, а я здѣсь поставлю свою кровать.

— А какая тутъ перина-то прекрасная! — съ сожалѣніемъ проговорилъ Іерихонскій. — Боги Олимпа — и тѣ на такой перинѣ не спали.

— На чердакъ! На чердакъ!

— Будетъ исполнено, Софія Николаевна, не безпокойтесь.

Когда была осмотрѣна вся обстановка, они сѣли пить чай.

— А гдѣ вы храните ваши деньги? — вдругъ спросила Соняша Іерихонскаго.

— Деньги? Деньги, какъ и у всѣхъ, хранятся въ банкѣ, Софія Николаевна. Кто-же теперь держитъ деньги дома! Это неудобно и на случай пожара, и на случай воровства. Дома имѣются только росписки банка.

— Тамъ сказано, сколько положено?

— Конечно-же сказано.

Соняша улыбнулась.

— А можете вы мнѣ показать эти росписки? — спросила она.

Іерихонскій замялся.

— Зачѣмъ вамъ, дорогая моя? — сказалъ онъ. — Вы такой благоухающій цвѣтокъ, что всякіе денежные разговоры и денежныя соображенія…

— Это отъ вашей-то невѣсты вы хотите денежныя дѣла въ тайнѣ держать? Хорошъ женихъ! А еще говорите, что влюблены! Ахъ, вы!..

— Соняша! Да какъ тебѣ не стыдно! — оборвала Соняшу мать.

— Чего-же тутъ стыдиться! Когда-нибудь должна я быть посвящена въ его денежныя дѣла. Я хочу знать. Ну, скажите-же, Іерихонъ Антіохичъ, сколько у васъ денегъ? — приставала Соняша.

Она такъ была увлечена узнать про его состояніе, что даже перепутала имя Іерихонскаго. Онъ не замѣтилъ этого, тяжело вздохнулъ и тихо произнесъ:

— Извольте. Скажу. Тридцать двѣ тысячи.

— Тридцать двѣ? Я думала, больше… Сколько-же это процентовъ приноситъ въ годъ? — допытывалась она.

— Тысячи полторы.

— Вѣдь это очень немного. Но не безпокойтесь, не безпокойтесь. Я не возьму своего слова назадъ, что выхожу за васъ замужъ.

Іерихонскій покачалъ головой и сказалъ:

— Но какая вы Фома Невѣрный!

— Ахъ, Боже мой! Да должна-же я когда-нибудь узнать, что вы такое! Должна-же ознакомиться со всей подноготной вашего житья-бытья — и вотъ теперь прекрасный случай.

Іерихонскій молчалъ.

Соняша пила ложечкой изъ чашки чай и опять начала:

— Ну, а теперь покажите мнѣ всѣ драгоцѣнности вашей покойной жены. Я говорю о брилліантахъ, которые вы показывали мамашѣ. Покажите ихъ мнѣ.

— Съ удовольствіемъ.

Іерихонскій сходилъ за шкатулкой и сталъ вынимать изъ нея и показывать Соняшѣ жемчугъ, брилліантовое колье, часы съ цѣпочкой, кольца.

— Хорошія вещицы, — любовалась Соняша. — Но ихъ мало передѣлать на новый фасонъ. Вѣдь вы все это отдадите мнѣ въ день свадьбы?

— Всенепремѣнно, дорогая моя. Это будетъ для васъ свадебный подарокъ.

Іерихонскій улыбнулся во всю ширину своего лица.

— Ну, спасибо вамъ. И три выигрышные билета передадите? Помните? Вы говорили… — продолжала Соняша.